От ненависти до любви часть 3

[stervaN]

Автор: Нефанатка.

мало что может вывести меня из равновесия. но есть такие вещи, которые неизменно раздражают меня. например, общие завтраки и ужины, которые наша мать считает обязательным атрибутом счастливой семьи. всегда думал, что это глупо. к счастью, совместных трапез легко можно избежать в течение недели, поскольку отчим выезжает из дома затемно, возвращается иногда уже ночью, а мать привыкла понежиться в постели подольше, хотя вечером любит приготовить что-нибудь вкусное и усадить за стол вместе с собой хотя бы нас двоих. но в выходные дни это зло вообще неизбежно, только если притвориться больным. приходится сидеть в тишине, вилкой и ножом отскребать что-то от своей тарелки, не ощущая вкуса и удовольствия от еды из-за пристального внимания со стороны мамы. отчим обычно либо молчит с серьёзно-сосредоточенным выражением широкого усталого лица, либо долго и нудно рассказывает о выигранных или, что ещё хуже, проигранных им процессах. мама только, подобно церберу, смотрит, чтоб никто не нарушал приличий, не уклонялся от поддержания разговора, чтоб все вели себя, как положено в богатых, светских домах. и не дай бог приходят гости! лучше сразу умереть, потому что контроль в этих случаях ужесточается… к тому же, к сомнительному удовольствию сидеть и слушать тоскливые рассуждения о погоде и курсах валют на биржах добавляется то, что ты сидишь напротив меня – всегда, каждый раз. раньше, в самом начале, это было естественно, правильно и удобно: мы переглядывались, замечая что-нибудь забавное, давились от смеха, толкались под столом ногами… но этого больше нет. с твоей стороны осталась лишь горечь. с моей стороны – раздражение. кажется, только отчим совершенно не замечает, что над обеденным столом нависла тяжёлая дождевая туча и того гляди разразится гроза; он, занятый своими делами, не чувствует напряжения, враждебности, натянутости молчания. мать, наоборот, чувствует, всегда остро реагирует на это, как она говорит, "похолодание семейного микроклимата", а винит тебя, конечно…единственное, что раздражает меня ещё сильнее, чем семейные трапезы, так это то, что у нас на двоих только один автомобиль и поэтому я вынужден каждое утро отвозить тебя – накрашенную, жуткую куклу – в город, в школу, а иногда, когда занятия у нас заканчиваются одновременно, и домой. приходится оставлять машину на стоянке позади школы, в переулке, чтобы перед всеми не появляться рядом с тобой. конечно, мои друзья понимают, что это всё – тягостная обязанность, сочувствуют мне, но стоит мне оступиться, порвать с кем-нибудь из них товарищеские отношения – и сие несчастье сразу станет компроматом на меня перед школьной тусовкой, так что лучше не рисковать самым важным – репутацией… родители не считают, что стоит покупать второй автомобиль. не могу понять их доводов, но придётся терпеть ещё почти год, прежде чем нам исполнится по восемнадцать и я смогу с чистой совестью отделаться от тебя.

у тебя тоже есть права – мы получали их вместе, учились одновременно, но я никогда не пущу тебя за руль… моей машины. недавно ты предложил занять кресло водителя – я вернулся домой только под утро, совсем не отдохнул и спал на ходу; ты сказал, что по пути в школу я могу немного вздремнуть на пассажирском месте, чтобы лучше соображать и не выглядеть как зомби. я, сдерживая зевоту, ответил тогда, что девушка за рулём – это неизбежно причина аварии и что истеричным представителям женского пола руль в руки лучше не давать, а то можно испортить маникюр. ты был довольно грустный тогда, хотя мне кажется, что теперь ты уже привык к этому виду оскорблений. пожимаешь плечами, слабо улыбаясь, будто говоришь: ну и что? пусть девушка – мне всё равно. возможно, стоит придумать что-то новенькое? а то так… становится скучно…

в любом случае, сегодня я не отвезу тебя домой, хотя занятия у нас заканчиваются одновременно. ты раздражаешь - слишком. даже когда сидишь рядом на соседнем сидении и смотришь не на меня – на дорогу. иногда ты молчишь, иногда - мурлыкаешь себе под нос незнакомые мне мелодии. я знаю, они рождаются в твоей голове, и это жутко, мерзко, это пугает меня. ещё хуже, когда ты что-то быстро и напряжённо записываешь в свой неизменный блокнот, изредка в задумчивости прикусывая конец карандаша. это действует на нервы. когда-то ты делился со мной тем, что делаешь, советовался, мы говорили, обсуждали многое… мне, если признаться честно, любопытно, что ты с такой скоростью пишешь. это дневник? или новая песня? мне не дано этого узнать, ведь это ты у нас гений, творец, а я что? так, просто никто, пустое место, грязь под твоими подошвами, так ты думаешь, верно? хотя… я не хочу ничего знать. мне только интересно, есть ли там что-нибудь обо мне, хотя бы несколько строк. сумел ли я ранить тебя? или недостаточно постарался?..

я ненавижу тебя… бесконечно. каждый твой жест, каждую чёрточку твоего лица – и печального, и мило улыбающегося, твои мысли, песни – всё… ненавижу твою красоту, твою силу, независимость, твоё умение оставаться вне общества, никому не поддаваться, быть свободным от рамок и условностей. я ненавижу тебя – ты свободен, тогда как я, найдя свою нишу, своё место в этой жизни, только держусь за него, каждую минуту борюсь, думаю, что обо мне скажут другие, как нужно поступить, чтобы не разочаровать их, чтобы остаться своим, стать лидером, сохранить популярность. я ненавижу тебя за то, что ты не размениваешься на пустяки, делаешь то, что хочешь, выглядишь, как тебе нравится, занимаешься тем, что считаешь важным, отстаиваешь своё право на собственную жизнь. ты изгой, выродок, ублюдок, я ненавижу тебя, я тебя боюсь!.. а ведь ты раньше так походил на меня… или я на тебя… не важно. может ли это чувство означать, что я ненавижу себя самого? или это что-то совершенно другое?..

так, я не предупреждаю тебя, что уеду один, что машина не будет дожидаться в переулке. хотел бы я видеть твоё лицо в тот момент, когда ты осознаешь, что я тебя бросил и что тебе придётся самому добираться домой! ах, если бы у моего младшего братца не оказалось денег на автобус!.. жаль, что это невозможно…мы долго катаемся с марисой по всему городу, заезжаем в одно милое кафе, совсем не похожее на то, где когда-то работала наша мать. всё стильно, со вкусом декорировано, чисто, уютно и дорого. сидим в нем почти час, разговариваем, пьём коктейли, она ест мороженое, смеётся. симпатичная девушка, незаметная, но и не отверженная; из обычных, никогда не выступала на школьных концертах или собраниях, но и не выделялась замкнутостью. а вообще оказалась довольно милой, возможно, немного пресной, но временно - вполне подходящей. я отвожу её домой и только после этого возвращаюсь к себе. знал я марису уже давно – она посещает ту же группу французского языка, что и я, только вот гораздо успешнее. но лишь недавно мы как-то разговорились, когда я помог собрать рассыпавшиеся тетрадки, неделю беседуем чаще, чем следовало бы чужим людям, и я уже знаю, вижу по тому, как мариса смотрит на меня, задумчиво, ласково, что наши дальнейшие отношения будут не только, а, скорее, не столько дружескими…

мне странно, что у тебя нет девушки. ты словно идёшь по жизни, чтобы ни за что не зацепиться, нигде не оставить следа. конечно, тогда нет сожалений, нет ошибок… но, господи, твоя главная ошибка была в том, что ты вообще появился на свет! я не могу так. я иду от одного человека к другому, от старого эпизода к новому, от прошлого приключения к следующему. у меня репутация бабника, ветреного человека, но почему-то – не знаю, как – мне удаётся сохранять со всеми, даже бывшими, тёплые дружеские отношения, без претензий и обид. и никто не боится этой моей репутации. наверное, каждой девчонке кажется, что уж она-то чем-то выделяется, она особенная, она разобьет моё сердце… наивные. они похожи чем-то на тебя.

я въехал в гараж, шумно вошёл в холл, заглянул в столовую, где мама накрывала к ужину. отчима, естественно, не было. да и ты не возвратился. что-то слишком долго, даже если автобус задержался. однако я не придаю этому никакого значения.

- твой брат не с тобой? он опаздывает на ужин, - говорит мама, будто я должен знать, где ты пропадаешь. в её голосе явное неудовольствие. оно заметно и в том, как излишне усердно она протирает стаканы и звонко ставит их на стол. – не знаешь, где он?

я игнорирую вопрос, зная, что мать поймёт. она в любом случае не на твоей стороне. поэтому в ответ я только пожимаю плечами и сажусь за стол, готовый к ужину. что же, я честен, я действительно не знаю, где ты шатаешься так долго. но я вполне доволен. может, тебе всё-таки не хватило денег на билет? так или иначе, ты не портишь мне аппетит своим присутствием, своим молчанием, взглядами и маникюром. более того, я с превеликим удовольствием посмотрю, как тебя встретит мама, когда ты соблаговолишь вернуться. завтра начинается уик-энд, и, боюсь, тебе придётся провести его наверху, под арестом в собственной комнате. возможно, даже без интернета и твоего синтезатора, поскольку иначе это и на наказание не будет похоже: ты и так не показываешься из своего убежища, пока не позовут. мне лично кажется, что лучшей карой для тебя было бы вытащить тебя в какое-нибудь многолюдное место и заставить петь караоке. я посмеиваюсь вслух от этой идеи, стараясь при этом не забывать о манерах, так как зарабатываю удивлённый взгляд матери. она неспешно ест свой салатик. как всегда, на диете…я уже успеваю сделать уроки, а тебя всё нет. спускаюсь вниз, открываю холодильник, долго стою перед ним в задумчивости. дома тихо, только из гостиной слышится приглушённый шум работающего телевизора. отчим, видимо, как обычно отправился спать, едва возвратившись со службы, а мать… она ждёт тебя, наверное. мне хочется перекусить, с трудом нахожу между пакетами с полуфабрикатами и разнообразными диетическими салатиками что-то более или менее съедобное, однако сразу останавливаюсь, запихиваю найденный бутерброд обратно, потому что слышу шорох шагов на гравиевой дорожке перед домом (окно кухни как раз выходит во двор). через несколько секунд в замке медленно, совсем тихо поворачивается, щёлкая, ключ. я неторопливо закрываю холодильник, свет гаснет. медленно, чтоб ни на что не наткнуться, иду из кухни в прихожую, потому что знаю – ты вернулся, и мама, как и я, слышала это. мы не будем одни, нет, напротив, меня ждёт забавное развлекательное зрелище.

я знаю, ты хочешь подняться незаметно, неслышно, чтоб хотя бы сегодня обойтись без выговоров и скандалов, но тебе этого не удаётся. не на этот раз. как, впрочем, и всегда. едва дверь открывается, в холле ярко вспыхивает верхний свет, ты щуришься, прикрывая на мгновение глаза рукой. я сразу замечаю: что-то произошло. твоя одежда грязная, кое-где порвана, на правой скуле расплылся сизый синяк, который никак не скрыть даже под толстым слоем твоего тональника, нижняя губа глубоко рассечена и кровь ещё не полностью остановилась. на секунду мне даже становится интересно, что же могло случится с тобой, но я сохраняю спокойное, невозмутимое выражение лица и замираю в дверном проёме кухни, скрестив на груди руки. стоит ли говорить, что я никакого сочувствия к тебе не испытываю? я лишь жду начала представления.

ты бессильно роняешь рюкзак на пол. он, позвякивая бесчисленными булавками и значками, с шелестом падает у твоих ног, обутых в старые потрёпанные кеды. в это время я также замечаю, что твои обычно идеальные, в отличие от кед, джинсы разодраны на коленях в лохмотья, будто ты не просто упал, а тебя хорошенько потаскали по земле; ткань испачкана грязью и чем-то ещё, бурым, похожим на запекшуюся кровь. я поднимаю взгляд, мимолётно встречаюсь с твоим, напряжённым и тяжёлым, и сразу отвожу глаза. мне как-то жутко, неприятно смотреть…

вместо этого я наблюдаю, как сурово сдвигаются у переносицы брови матери, как хмуро, молчаливо она взирает на тебя, выдерживая паузу перед наступлением. такое впечатление, что в воздухе того гляди произойдёт электрический разряд и от вас обоих останется по кучке золы. я усмехаюсь про себя. было бы замечательно сгрести вас вместе в один совок и выбросить на помойку с остальным мусором. да, на сей раз легко ты не отделаешься. мама не просто рассержена – она почти уже в ярости.

- ты заставил нас волноваться, - голос ледяной, на тон выше, чем обычно, но пока что притворно спокойный. – где ты пропадал? почему не приехал с томом сразу после занятий?

ты бросаешь на меня краткий взгляд, и мне кажется, я вижу в твоих глазах слёзы. обида, боль, отчаяние? а чего ты хотел от меня? ты думал, я вечно буду твоим личным шофёром? но что же ты теперь ответишь, обвинишь ли меня? очевидно… я внутренне напрягаюсь. почему я прежде не подумал о возможности такого поворота событий? эх, ну да ладно. даже если меня тоже накажут, моя кара никак не сравнится с твоей. это ведь ты у нас всегда крайний…

когда дальше молчать становится невозможно, ты наконец-то выдавливаешь несколько слов, больше не глядя в мою сторону:

- у меня были кое-какие… личные дела, - говоришь ты тихо и хрипло. я незаметно выдыхаю в облегчении, только теперь осознав, что всё это время задерживал воздух в лёгких. пытаешься выгородить меня. но зачем, ради чего? не понимаю… ты ведь знаешь, я не поступил бы также для тебя. никогда. я тебя ненавижу. а если таким образом ты решил растрогать меня, задобрить – только зря тратишь силы. мне от этого ни жарко, ни холодно, поверь.

- я заметила, какие у тебя дела! – мама всё-таки срывается на крик, чего я, собственно, давно ожидал. если скандалить, так уж с размахом, как в какой-нибудь из сопливых мыльных опер, так ею любимых. – что значит этот твой безобразный вид? на какой помойке ты валялся?

ты опускаешь голову - виновато, понуро, однако твой голос по-прежнему тихий и бесчувственно ровный:

- я не обязан перед тобой отчитываться, - только и говоришь ты. давно не видел младшенького брата таким прямолинейным и настроенным на борьбу!

глаза матери зло сверкают. я знаю, она и без твоих выпадов терпеть тебя не может. мама постоянно говорит мне об этом, говорит о том, что разочарована тобой. жалеет, что ты не похож на своего брата. как же смешно мне слушать её в эти моменты откровенности!

- я поднимаюсь наверх, - это скорее утверждение, чем вопрос в твоих устах. не просьба, а только констатация факта.

- замечательно! но ты спустишься вниз только в понедельник утром, ясно? на все выходные ты наказан! подумай о своём поведении хорошенько. и чтобы тебя ничто не отвлекало от полезных мыслей, я попрошу отца - он отключит тебя от интернета. и заберёт синтезатор, понятно тебе?

меня всегда неприятно задевало то, что мама зовёт отчима нашим отцом. то, что они развелись с нашим настоящим папой очень давно, то, что они не остались при этом друзьями, вовсе не означает, что кто-то другой занял его место. это совсем не так…

ты, дослушав пламенную речь мамы, киваешь обречённо и, кратко взглянув на меня, медленно, тяжело поднимаешься наверх. мне даже кажется, что ты пошатываешься то ли от слабости, то ли от боли. пока дверь твоей комнаты наверху не захлопывается довольно громко, мы с матерью стоим молча в разных концах холла. потом она вздыхает устало, подходя ко мне:

- слава богу, томми, что ты не такой, как билл. подумать только, а в детстве вы были как две капельки поды похожи. всегда вместе, всегда заступались друг за друга, - теперь, окончательно выговорившись, мать целует меня и желает спокойной ночи. она гасит свет в гостиной и отправляется в их с отчимом спальню. всё, спектакль закончился, но я продолжаю чувствовать что-то неприятное в душе. какое-то смутное беспокойство охватывает меня. почему всё так выходит? ведь ты… ты и сегодня защищал меня, как когда-то - я тебя… если бы они знали, кто из нас действительно заслуживает наказания! хотя… о чём это я думаю? неужели ты сам всё ещё не ничего не понял? я не хочу твоего участия в моей жизни! мне не нужна твоя защита, твоя забота… ну пожалуйста, возненавидь и ты меня!.. ведь так всем будет лучше: гораздо удобнее и проще.

я думаю о тебе… почему я постоянно думаю о тебе?! вот сейчас ты один в своей комнате. я знаю, тебе больно физически, но ещё больнее морально, ты привык переживать всё не телом, а душой. потому ты никогда не будешь счастливым.
я не знаю, чем занять себя, поэтому просто подбираю твой рюкзак, так и оставшийся сиротливо лежать на полу возле входной двери, и поднимаюсь в свою комнату, сажусь на пол у стены, опираюсь спиной о покрашенную светлым, шершавую поверхность. я чувствую, ты с другой стороны – тут более тепло, воздух гуще, будто в нём разлито сладкое, тягучее облако волнения, боли и страдания, к тому же – что отрицать? – я всегда чувствовал тебя, твоё присутствие - с самого детства. боюсь, это чувство может умереть только с тобой. или со мной. я сдерживаю дыхание, и когда – примерно через минуту – всё в доме затихает, моё сердце начинает биться совсем бесшумно, будто остановилось вообще, я начинаю слышать тихие всхлипывания. ты плачешь, да?..

я притягиваю твой чёрный, обвешанный всякими железками рюкзак ближе к себе. внутри шуршат твои тетрадки, ткань остро пахнет тобой. вот что я тоже ненавижу. твой аромат, какую-то невероятную смесь запахов сладкого дезодоранта, лака для волос, отдушки твоей косметики. я судорожно вдыхаю, почти против своей воли. сейчас к этому почти женскому, слишком знакомому, примешивается что-то металлическое, медное. я замечаю, что ткань рюкзака испачкана кровью. твоей кровью… такой же, как моя. значит, наверное, нашей…

скоро я слышу за стеной движение, ты выходишь из комнаты, твои шаги затихают в направлении ванной. я знаю, это неправильно, но я не хочу, чтобы ты плакал из-за чего-то ещё – не из-за меня, не по моей вине. я только что осознал, что хочу быть тем единственным человеком, кто причинит тебе боль – не кто-то другой. наверное, я эгоистичен, но хочу оставить это удовольствие для себя одного. глупо? но, кажется, я знаю, как сделать тебе ещё больнее, чем теперь.

я медленно открываю твою сумку. да, это мой сегодняшний трофей. сколько же лет прошло с момента, когда мы в последний раз говорили по душам? не слишком много, но с тех пор столько воды утекло…

я вытряхиваю содержимое сумки на пол. карандаши, ручки катятся во все стороны, тетради бессмысленной грудой рассыпаются перед моими коленями. но, конечно же, я ищу вовсе не это. меня не интересует и твоя подводка для глаз, тюбики с тональным кремом или – о ужас! – бесцветный блеск для губ. естественно, твои письменные принадлежности также не важны. моя цель – твой блокнот. ты никогда с ним не расстаёшься, он просто должен быть в этой сумке. я замечаю, что мои руки напряжённо дрожат. этот блокнот – твой дневник, не так ли? а ведь знаешь, мы до сих пор чем-то похожи… я тоже делаю свои бессмысленные заметки, как и ты, только мысленно. я всё равно продолжаю чувствовать тебя.

медленно перебираю твои тетрадки, исписанные аккуратным убористым почерком. нет, я знаю, мы отличаемся. иначе как бы я мог так ненавидеть тебя? когда мы были похожи, всё было по-другому. не мог же я ненавидеть своё отражение – себя самого… просто не мог…

но ты посмел измениться. ты, как мне всегда казалось, слабый, безвольный и зависимый, решился протестовать, взбунтовался. ведь я в детстве, будучи кем-то вроде старшего, всегда защищал тебя, дрался за тебя до разбитого в кровь носа, ссорился со своими теперь уже бывшими друзьями, всегда был на твоей стороне - а ты в действительности оказался сильнее меня. как же глупо я себя чувствую… ненавижу тебя за это! я благодаря тебе узнал, каково ощущать себя ненужным…

давно уже за окном темно, но я не зажигаю верхний свет - лишь протягиваю руку и включаю ночник на своём рабочем столе. комната озаряется неясным, тусклым светлом. мне не хочется вставать, терять остатки твоего тепла, и без того растворившегося в морозной свежести одной из таких ночей, которые только и бывают поздней осенью. и вот я сижу, тупо уставившись на твой учебник физики. беспокойство никак не проходит.

как ты посмел?.. ты смог быть лучше меня, смог освободиться от зависимости, от покорности нашей слишком властной и требовательной матери. если я смотрю на тебя, то больше не вижу себя самого. и дело даже не в том, что ты сделал со своей внешностью – это лишь яркая, цветастая ширма, нарисованная тобой картинка, на которую мне было бы легко не обращать внимания, будь ты прежним внутренне. но нет, ты сумел вырасти, в отличие от меня. ты действительно смелый, раз смог быть не таким, как все, наплевать на условности и нормы; ты не обращаешь внимания на ядовитые, злые насмешки в свой адрес… даже на мои, хотя я знаю, что они вовсе не безразличны тебе – но ты сильный. и я ненавижу тебя, это чувство болезненно и неотступно. в тебе есть всё, чего нет во мне. кажется, будто бог в насмешку, создавая нас, наполнил тебя всем, а меня оставил совершенно пустым, бесполезным. он дал тебе талант: ты создаёшь музыку и стихи, ты пишешь картины – я не умею ничего из этого. в моей голове с трудом умещаются формулы и необходимые номера телефонов, не то что ноты или сюжеты… но даже если бы я владел и этим талантом, разве решился бы я показать свои мысли, свой внутренний мир кому-то ещё? это означало бы для меня вывернуть свою душу наизнанку, нет, ни за что на свете…

и я ненавижу тебя, потому что ни черта я не лучше, я только лишь твоя копия, причём неудачная, а ты – совершенство, немного не от мира сего, но ты – гений, это твоё неотъемлемое право… что с того, что я принят? я всё равно никому не нужен, я только играю и притворяюсь, у меня нет ничего настоящего, я сам – не настоящий, подделка, заржавевший механизм, что-то искусственное, почти неживое. и я ненавижу тебя за эту твою идеальность, всей душой ненавижу! и я заставлю тебя страдать ещё сильнее, чем сейчас я. пока точно не знаю, каким образом, но обязательно узнаю!.. благодаря твоим же записям. и я надеюсь, что ты не выдержишь, ты сломаешься, ведь не бесконечно же твоё терпение, твоя сила! я хочу видеть тебя таким же слабым, как я, слабым и беспомощным, как это было прежде, когда я всегда был рядом, когда безоглядно бросался на твою защиту. я хочу, чтобы всё было как раньше, с той лишь разницей, что я больше никогда не буду таким наивным дураком. то есть, лучше, чем раньше… боже, как же я этого хочу!..
Я открываю внешний карман твоего рюкзака. Липучка противно трещит, но наконец-то я нахожу то, что искал. Это простенькая книжица в неброской чёрной кожаной обложке, в верхнем углу которой белым маркером аккуратно выведена твоя роспись, на первом форзаце она же, только на сей раз чёрной гелевой ручкой, а ниже – набросок разломленного напополам сердца. Я непроизвольно морщусь. Мне неприятно видеть это – как же банально, нелепо, по-девчоночьи! Мне говорили, что нельзя читать чужие письма или дневники, но, по правде говоря, никогда не мог удержаться. Угрызения совести беспокоят меня обычно в самую последнюю очередь. Не ощущаю я их и теперь. Мне только почему-то невыносимо противно. Однако я твёрдо знаю, ради чего затеял всё это копание в грязном белье, как выражается наш отчим, и поэтому продолжаю исследования.

Листаю вперёд. Несколько последующих страниц полностью посвящены перечислению твоих любимых сайтов, тут же список регистраций – логины, пароли, небольшие заметки с напоминаниями… Мне кажется, я по-новому знакомлюсь с тобой - другим, изменившимся. Оказывается, ты всё ещё умеешь радоваться жизни. В твоих замечаниях, переполненных смайликами, я вижу, что ты не потерял чувства юмора. С другой стороны, я не узнаю тебя, совсем другой представлялась мне твоя душа, твои интересы. Я начинаю тебя бояться. Или же бояться за тебя? Нет, это невозможно. Твоя судьба вовсе не важна для меня.

Не знаю, что именно я ищу. За что зацепиться, где найти то самое "слабое место"? Ты уязвим, я знаю, стоит только внимательнее вчитаться… Пролистываю страницу за страницей. Тут небольшие замечания, бессмысленные для меня, совершенно бесполезные на практике. Здесь же ты начинаешь какую-то историю, выдуманную тобой, о любви грубой полубездомной девчонки и рафинированного, интеллигентного молодого человека. Не знаю почему, но этот простенький рассказ захватывает меня. Времени достаточно, поэтому читаю до конца. Это грустная история, парень заканчивает жизнь самоубийством, оставляя девушке трогательное прощальное письмо, в котором рассказывает, что неизлечимо болен, потому не хочет страдать и причинять страдания другим. Конец не дописан. Только несколько слов: "Не знаю, убить ли и девушку, или оставить жить, послать ей кого-нибудь? Как было бы в жизни?" Усмехаюсь. Ты тоже циник, как и я, только по-другому, по-своему. Перечитываю прощальное письмо. В нём стихи – твои стихи. Господи, как же банально. И как же ты любишь слезливые мелодрамы!

"Это море вечерних огней
Так прекрасно. Шумят перекрёстки,
И мерцают холодные фары,
Рассекая сгустившийся мрак.
Это только театр теней…
Лак сошёл, и осыпались блёстки,
И давно отгремели фанфары,
И уже всё не то и не так…

Шум машин - словно тихий прибой,
Фонари – это лунные блики,
Светофоры – далёкие лодки
На морских почерневших волнах.
Мне хотелось остаться с тобой,
Где спокойно, уютно и тихо,
Не считая мгновений коротких,
Не боясь, что ты любишь меня…"

И так далее ещё на полстраницы. Я вздыхаю. Это вовсе не то, что я ищу. Где откровения? Где мысли, записанные в дневник, мысли, которые ты должен бы прятать ото всех? Листаю дальше. Вот наконец-то что-то похожее.

"Как же забавно выходит… Мы настолько отдалились, что мне даже приходится вести дневник, чтобы просто поговорить с тобой… Раньше это показалось бы нелепостью – беседовать с собственным братом письменно, так чтобы никто не знал… Чтобы ты не знал – в первую очередь. Знаешь, как мне не достаёт наших разговоров? Помнишь, когда-то давно, в прошлой жизни, кажется, в другом измерении, вечерами, когда нам приходилось жить в одной комнате, ночевать на двухэтажной кровати, как в каком-то детдоме, мы оба забирались наверх и почти до утра рассказывали друг другу страшилки, потом боялись разойтись по своим местам, потому так и засыпали вместе. Помнишь, я делился с тобой всем-всем, помнишь, ты не смеялся надо мной, ты понимал меня… Или делал вид, что понимаешь?.. Не знаю, я уже запутался и не могу верить ни во что, даже в прошлое, в прошлое, которое всегда было свято для меня… Знаешь, а ведь дороже тебя у меня не было никого. Не мать, всегда чужая, занятая, усталая. Не отец… Отец? Ведь он бросил нас, хотя я очень любил его. Помнишь, тогда, в парке –а ведь мама позволяла нам встречаться с ним! – мы кормили голубей, гуляли все вместе… Помнишь, что он говорил? Что никогда, ни в коем случае не бросит нас, что всегда будет рядом… И что? Через полгода он уехал из страны – навсегда. Он предал меня, как и ты. Но… но я думал, что после первого раза уже научился терпеть предательство. Оказалось, нет. Я слишком верил в тебя, семья всегда казалась мне тем, что будет существовать вечно, чем-то самым крепким, нерушимым, надёжным… И что же? Она рассыпалась на кусочки, каждый забился в свой угол, все окрысились друг на друга… За что? Почему? Ненавижу… Ненавижу отчима и все его чёртовы деньги, которые отравили нашу жизнь, отобрали у меня семью и… отняли тебя…"

Это уже что-то. Чувствую, что мои ладони внезапно вспотели, кровь бьётся в висках. Странно выходит, просто непостижимо. Вот они, твои мысли, и мне жутко, что они словно писаны в ответ на мои. Ты всё ещё говоришь со мной? Как и я с тобой сейчас, впрочем. Мы не можем оборвать эту нить, связавшую нас при рождении. Напрасно надеяться, что она сама перетрётся со временем - от старости, от ненадобности. Нужно разрезать её, уничтожить последние следы нашего родства, для начала, душевного, иначе ни один из нас не сможет продолжать жить так, как хочет. Я понимаю это с горечью. Я слишком привык думать, что свободен, что перестал зависеть от тебя – твоего настроения, твоих эмоций и мыслей. Оказалось, нет.

Интересно, если один из нас умрёт, что почувствует второй? Скорбь, боль? Или, может быть, только лишь облегчение?
остаётся одно – искать этот способ навсегда отдалить тебя, дать тебе понять, что мы чужие. разорвать эту нить, пусть даже одновременно уничтожив частицу души. твоей души, поскольку мне начинает казаться, что моя как-то незаметно умерла – бесшумно, безболезненно, молчаливо. может быть, тем самым я обрёл бессмертие? глупая мысль. я усмехаюсь, перелистывая твой блокнот сразу на последнюю исписанную страницу. возможно, тут я наконец-то найду то самое средство, узнаю, что причинит тебе наиболее сильную боль – сейчас, в последние дни. смотрю на затемнённый потолок. его озаряет свет фонаря, полоса белизны колеблется, пересечённая чёрными тенями голых древесных крон. я поёживаюсь зябко, холод начинает проникать под свитер, глаза слегка пощипывает от утомления, однако я вновь смотрю в твой блокнот, начинаю читать…

"остановка автобуса, примерно 18:45

сегодня том уехал без меня. наверное, катается теперь с какой-нибудь девчонкой…

ты всё обо мне знаешь, не так ли? как же тебе это удаётся?

он не предупредил меня, не сказал ни единого слова. впрочем, я ничего другого и не ожидал. это должно было рано или поздно произойти. напротив, я удивлён, что том так долго меня терпит…

ожидал? я для тебя что, раскрытая книга? я настолько предсказуем? или ты умеешь читать мои мысли?

тут пусто, темно и довольно холодно. фонарь мигает, но писать можно. однако мне сегодня что-то не пишется. том, ну что я тебе сделал? почему ты так обходишься со мной?

ты спрашиваешь? а ведь ты должен бы знать, раз настолько хорошо понимаешь меня. мы чужие, билл. и ты стоишь на моём пути к абсолютной свободе. тянешь меня назад – и только.

знаешь, я стараюсь быть незаметным, стараюсь не возражать тебе, не нервировать. я уже понял, что ты не выносишь моего присутствия, моих прикосновений, звуков моего голоса. но, кажется мне, ты презираешь меня самого, тебе ненавистен сам факт того, что я живу… что же мне делать? как поступить, чтобы ты стал прежним со мной? я не заслужил, ничем не заслужил такого отношения к себе. мне больно от этого… знаешь, я привык к подобному в школе, я привык, что мать не выносит меня. я могу понять отчима, его раздражительность – я не подлизываюсь, в отличие от тебя – только живу своей жизнью. но почему – ты? почему, том… за что? мне казалось, ты тот единственный человек, кто понимает меня, ценит таким, какой я есть. неужели я так сильно ошибся?.. ты не можешь представить… ты не знаешь, каково остаться в полном одиночестве, каково потерять всё то, во что веришь – безоглядно, бесконечно веришь. мне пришлось пройти через это – из-за тебя. чем больше становилось расстояние между нами, чем дальше мы были – тем острее я ощущал эту потребность в тебе, в понимании, даже в простых разговорах с тобой. но ты не поймёшь. ты прекрасно обходишься без меня, ты доволен своей новой жизнью, своими друзьями, которые ни в грош тебя не ценят – только используют, пока от тебя есть прок. ты не знаешь и никогда не узнаешь, как сильно я тебя люблю. больше, чем любят родных, больше, чем себя самого. ты не узнаешь, сколько мне пришлось перенести в борьбе с этим чувством – я понимаю, оно уродливо и противоестественно, однако ничего поделать с собой не могу. только поняв, что я тебя потерял – как брата, как часть себя самого, - я осознал, насколько ты мне был дорог. больше, чем моя собственная жизнь. поэтому я просто молчу и терплю все твои нападки в надежде, что ты однажды поймёшь: всё бессмысленно – и возвратишься. такой, каким я помню тебя. а пока только молчу, чтобы не сделать твою ненависть ещё глубже… господи, как же это тяжело. как же я хочу вернуть хотя бы твою дружбу!.."