Автор: Нефанатка.
- Билли, почему ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь… - мои руки дрожат. Я знаю, что виноват, знаю, но, как всегда, мне кажется, что наказание слишком велико, невыносимо… хотя я заслуживаю гораздо большей кары. Тоже встаю, подхожу сзади к тебе, хочу обнять, но ты отшатываешься, словно от мощного электрического разряда.
читать дальше
- Не трогай меня, - ты горько качаешь головой. – Это ни к чему. Только больнее… Как глупо…
- Но…
- Перестань. Я всё равно уеду, не пытайся даже удерживать меня, ты уже пытался. Всё равно из этого ничего не выйдет. Совсем ничего. Мне гораздо лучше исчезнуть.
- Билли, - я не знаю, что возразить. Разве есть смысл просить прощения? Стоять на коленях? Слова ничего не значат… Я вижу в твоей позе, что ты настроен решительно. Выражение твоих карих глаз такое, как я привык видеть, если ты решил держаться до конца – во что бы то ни стало. Губы плотно сжаты в одну тонкую линию. Глаза темны и слегка прищурены. Сейчас мне не верится, что эти губы ещё вчера я целовал, что эти глаза смотрели на меня радостно и доверчиво, а я мог впитывать эту твою любовь, купаться в ней. Мне казалось, что я летаю, что я счастлив, что наконец-то всё налаживается. И вот очередная глупая ошибка… Моя ошибка, не твоя. Какой же я дурак!
- Ты ведь ничего не чувствуешь ко мне, верно?.. – твой голос тих, но он рассекает молчание, словно взрывная волна.
- Как ты можешь так думать, Билл? – на меня накатывает отчаяние. – Что ты говоришь, Билли… Ты хоть понимаешь?
Ты киваешь:
- Прекрасно понимаю. Ты только используешь меня, только хочешь, чтоб я остался тут. Знаешь, даже если это не продолжение твоей паршивой игры, ты всё равно не чувствуешь того, что чувствую я. Всё только притворство, забавно, так? – ты вздыхаешь. Мои руки бессильно опускаются. Я не осмелюсь обнять тебя, приблизиться к тебе после этих слов. Неужели ты веришь в то, что говоришь? Ты продолжаешь: - Я для тебя что-то вроде игрушки, домашнего животного.
- Это неправда, - пытаюсь возражать я, но мой дрожащий голос не заслеживает доверия. Даже моего.
- Ты знаешь, что правда. Ты совсем не любишь меня. Они тебе важнее и нужнее меня. Они, кто при первом удобном случае предаст тебя, втопчет в грязь. Да, их намного интереснее считать друзьями, любить их, подлизываться, изображать из себя что-то. Да, понимаю. Я – это скучно. Я – это только временное развлечение, способ оригинально провести время, - твоё лицо на секунду искажается отвращением. – Мне больно говорить такое. Ещё больнее знать, что это правда. Я надеялся, что ты снова стал прежним. Я ошибся. Прости, Том…
Ты разворачиваешься на месте и поспешно выходишь из кухни, оставив меня в одиночестве. Я снова сажусь за стол, начинаю машинально доедать свой ужин. Не ощущаю ничего. Только внезапно возвратившуюся пустоту. Вот так. Я использую тебя? Развлекаюсь, чтобы убить скуку? Мне просто льстит, что ты любишь меня – и всё? Не может быть… Но вдруг, вдруг ты прав? Голова начинает пухнуть от этих вопросов. Но неужели ты сам не можешь понять, насколько дорог, нужен мне? Неужели правда считаешь, что я мог играть тогда, когда мы были только вдвоём? Нет… я… я не смогу без тебя…
Через неделю я сам отвожу тебя на вокзал. С родными ты простился ещё дома, мама не захотела плакать на перроне – она сказала так, объясняя нежелание провожать тебя. И пусть. Всё уже решено, всё готово. Вещи упакованы, внесена плата за оставшиеся полгода обучения, о жилье договорились с тётей…
Прошло Рождество – тихо, непривычно грустно. Мы провели его дома, с семьёй. И всё. Две недели прошли медленно – и в то же время незаметно, серо и пусто. Мать с отчимом ещё несколько раз уезжали в город, ты ездил за покупками, менялся. Мы почти не говорили наедине. Как раньше. С одной лишь разницей – теперь ты игнорировал меня, моё присутствие, попытки завязать беседу.
На перроне пусто, почти безлюдно. После рождественских праздников не много людей собралось в дорогу. Твои чемоданы покрылись снегом, я переминаюсь с ноги на ногу – холодно. Ты прячешь лицо в воротник короткого – по колено – чёрного пальто. Мама заставила тебя постричься, хотя, надо сказать, ты не был против этого. В тот день мы единственный раз говорили. Ты сидел один в гостиной. Изрядно укороченные волосы, собранные на затылке в куцый пучок, открывали шею. Там, где была прежде буква "Т". Проходя мимо, я остановился, подошёл ближе. Ещё издали я увидел, что что-то изменилось. Теперь буква была перечёркнута двумя горизонтальными линиями, напоминая иероглиф, но только очень смутно.
- Что это? – не сдержался я. Удивительно, но ты понял, о чём я. Ещё более удивительно, что ты ответил:
- Маленькое исправление.
- Что оно означает?
- Ничего… Хотя… можешь считать, что это от английского "Think". Чтоб я впредь сначала думал…
Я вышел, ничего больше не говоря.
Перед отъездом ты не только постригся, но и вынул серёжку из брови. Теперь ты даже не накрашен. Вполне обычный. Незаметный. Как все. Но не для меня.
- Значит, новая жизнь, так, Билли?
Ты только вздыхаешь:
- Так будет намного лучше.
Я смотрю в серое небо. Из него сыплется снег. Он падает мне в глаза, медленно тает на губах. Вдали слышится перестук колёс, приглушённый звон светофора на переезде. Из снежной пелены уже показалась голова неспешно ползущего к платформе поезда.
- Билл, скажи честно, ты меня ещё любишь?
Ты смотришь на меня укоризненно:
- Тебе не всё равно?
- Нет.
- Не люблю.
- Это неправда! Билли, останься, прошу тебя…
Ты качаешь головой, не обращая внимания на мои слова.
- Я люблю тебя, слышишь? – я не верю, что всё же говорю эти слова. Признаю их и перед тобой, и перед собственным сердцем. Но я сказал. И я верю в то, что произнёс. Более того, это чистая правда.
- Прости, Том, твои слова опоздали. Мне безразлично, что ты чувствуешь.
- Но Билл… ты же любил меня.
- Всё проходит, пойми. Наверное, наши биоритмы не совпадают, - шутишь ты с грустной улыбкой, подходишь ближе, поправляешь мой шарф. – К тому же, подумай, это бессмысленно. Я изгой здесь. Не будь и ты им. Мы должны понять, что у нас две разные судьбы. Мы должны жить сами по себе.
- Но я понял, что люблю тебя! Мне плевать на них! Я докажу…
- Так ли? Не стоит. Чем ты можешь доказать? Словами? Бесполезно. Поступком? Что ты сделаешь? Сиганёшь с моста? И чего ты добьёшься? Нет, я не смогу поверить. Не хочу больше переживать эту боль, опять и опять. Я так давно любил тебя, что успел слишком много передумать… Это не принесёт счастья. Только муки. Только разрушит жизнь, убьёт нас. Подумай – и тоже поймёшь. Мы должны забыть друг друга. Мы только братья, в конце концов… Ты сможешь жить без меня, да и я без тебя… - ты улыбаешься только уголками губ, в глазах – влажный блеск сдерживаемых слёз. Руки в кожаных перчатках всё ещё цепляются за мой шарф.
Поезд останавливается, уже объявлена посадка. Но мы продолжаем смотреть друг на друга. Это – прощание, конец всему. Конец моей надежде.
- Ты ведь будешь приезжать в гости? – отрицательный взмах головой. – Тогда когда я тебя снова увижу?
Ты пожимаешь плечами:
- Не знаю, - ты слишком холодный, непривычно отстранённый. Ты не похож на себя с этой причёской, без косметики, в строгой обычной одежде. Я вспоминаю, что ты не упаковал с собой большую часть своей прежней, излюбленной экипировки: узкие джинсы, майки со странными рисунками, блестящие побрякушки, ремни с огромными серебряными пряжками, косметику, лаки. Тебе это больше не понадобится. Там, куда ты направляешься, ты сможешь вернуться к нормальной жизни, сможешь прекратить прятать свою боль, свои чувства за пугающей гротескной маской тёмной куклы. Осколки твоего разбитого образа лежат дома, разбросаны всюду: в шкафу, в столе, по всей как-то сразу опустевшей без тебя комнате. Мне в голову приходит сравнение тебя с бабочкой, освободившейся от своего кокона, в который она прячется сама. Но это не слишком удачная параллель, не в твоём случае. Ты отпускаешь меня, поднимаешь заснеженный чемодан. Сердце сжимается, на глазах у меня предательски выступают слёзы:
- Я буду скучать.
В ответ ты порывисто обнимаешь меня, на секунду стряхивая с себя холодное оцепенение. Я ловлю твои губы, лихорадочно целую их, и ты впервые за последнее время не отталкиваешь меня, только прижимаешь ближе. Но я не чувствую того трепета, порхания сотен бабочек внутри меня, как раньше. Этот поцелуй скорее украден, чем подарен. Он горький от слёз и от предчувствия расставания. Я отстраняюсь, становится только больнее. Кажется, я начинаю понимать тебя. И это понимание даётся нелегко.
- Вот видишь… - я понимаю, о чём ты говоришь. Об этом поцелуе. Я смотрю в твоё лицо – чистое, белое, как этот снег. Из твоих глаз текут уже ничем не сдерживаемые слёзы. – Мне пора, - шепчешь ты. Я помогаю тебе поднять в вагон сумки, донести до места, указанного в билете. Тут тепло, стёкла запотевшие от дыхания многих людей, шумно. Здесь всё отличается от пустынного перрона. Ты ещё тут, рядом со мной, но уже принадлежишь не мне, а другим, живёшь совершенно другой жизнью, клочок которой я теперь вижу и сохраню в памяти, но в ней я чужак. Мы уже простились там, под белым зимним небом. Тут мы никто друг для друга. Я не хочу больше надрывать свою душу. Кратко, формально обнимаю тебя.
- Пока!
Ты вдруг будто вспоминаешь что-то, роешься в кармане, достаёшь оттуда диск и протягиваешь мне:
- Вот, возьми. На память. И прощай.
Я выхожу из вагона, снова на холодный, продрогший перрон, снова в свою жизнь. Чувство, будто покидаю машину времени. Через несколько минут двери вагона с шипением закрываются, поезд мягким рывком трогается с места, всё быстрее, переговариваясь с рельсами, удаляется от платформы. Ещё долго стою один, сжимая в руках твой диск. Снег сыплет всё гуще, я замечаю, что темнеет, мороз становится крепче. Никого рядом, никто не видит, если не считать старого дворника на противоположной стороне путей, отбивающего лёд со ступеней переходного моста. Он занят делом. И я плачу, плачу навзрыд, слёзы почти замерзают на глазах, ледяной ветер, врываясь в лёгкие, обжигает изнутри. Мне безразлично.
Я не знаю, как жить дальше. Вместе с тобой из моей жизни исчезло что-то слишком важное, чтобы забыть, слишком большое, чтобы осознать прямо сейчас. Сразу стало как-то пусто, тоскливо, в душу закралось болезненное предчувствие одиночества. Я продолжаю стоять один. Сердцем знаю, что сам виноват во всём, но рассудок озлобленно начинает обвинять тебя. Видимо, такова моя природа. Наверное, ты прав, покидая меня. Я не стою твоей любви – ты по-прежнему слишком чист не только для меня – для всего нашего мирка, в котором нам приходится жить тут. Ты был моим ангелом-хранителем… Я пытался сжечь твои крылья, но ты спасся – и улетел от меня. Я наказан. Наверное, в этом и есть высшая справедливость. Я изменюсь, изменюсь, но доказать этого мне уже не удастся…
Холодный ветер, наконец, иссушает мои слёзы. Приходит покой – покой безнадёжности и отчаяния. Что мне делать теперь, без тебя? Я вспоминаю, что всё ещё держу в руках твой прощальный подарок. Иду в машину, расслабляюсь в её теплоте, открываю прозрачную коробку. Кроме диска, из неё выпадает листок.
" Здравствуй, Том! Или лучше сказать – прощай? Так или иначе, я надеюсь, что тебе понравится мой маленький подарок. Я записал для тебя песню. Одну, правда, но она о нас. Мне жаль, что мы больше не встретимся, но это так. Можешь не пытаться меня искать, звонить мне… Для тебя я исчезаю навсегда. Будь счастлив, и я тоже попробую… Теперь точно – прощай, Билл"
Машинально вставляю диск в плеер, почти сразу, через лёгкое потрескивание, из динамиков доносится тяжёлая, грустная музыка. Потом твой голос… Ты и раньше прекрасно пел, но теперь… Это замечательно, лучше, чем что-либо другое…
Мне хотелось бежать назад,
В темноту городских проспектов.
Мне хотелось весь мир взорвать,
Чтобы каждый страдал, как я.
Мне хотелось закрыть глаза,
Чтобы больше не видеть света,
Не грешить, не любить, не знать,
Как непросто терять тебя.
Мне хотелось разбить мой ад
На осколки, на сотни блёсток,
Чтобы чувствовать жизнь и боль,
Чтобы снова была гроза.
Мне хотелось идти назад,
Мне хотелось, но было поздно.
И теперь я прошу: позволь
Мне хотя бы закрыть глаза…
Песня закончилась. Руки, влажные и холодные, до боли сжимают руль, мимо мелькают сугробы, освещённые красноватым сиянием фонарей, остальной мир уходит в темноту. Только дорога, только снег за ветровым стеклом, только невыносимая боль где-то в области сердца. Мотор равномерно гудит, но и в нём мне слышится музыка. Твоя музыка. Слушаю её ещё и ещё раз. Темнота синевато-чёрного неба расплывается в радужной дымке непрошенных слёз.
Если бы я был сильнее, я вы просто свернул с этого моста, за ограждение, в воду, прочь от всего. Я бы сбежал в пустоту и неизвестность смерти. Или, если бы я был сильнее, я удержал бы тебя, оставил рядом с собой, я на каждом перекрёстке кричал бы, что люблю тебя, каждую минуту доказывал бы это, пока ты не осмелился бы поверить. Если бы я был сильнее… Сколько путей было бы… Но я слабак, я ничтожество, и единственное, что не остаётся, безнадёжно плакать, как ребёнок, беспомощно и тихо, всхлипывая и бессильно цепляясь за руль. Я могу только плакать, вслушиваясь в твой сильный и нежный голос, только ехать домой, к своей прежней жизни, зная, что ничего не способен изменить, зная, что ты любишь меня, и зная, что это – конец.
От ненависти до любви часть 7
Автор: Нефанатка.
- Билли, почему ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь… - мои руки дрожат. Я знаю, что виноват, знаю, но, как всегда, мне кажется, что наказание слишком велико, невыносимо… хотя я заслуживаю гораздо большей кары. Тоже встаю, подхожу сзади к тебе, хочу обнять, но ты отшатываешься, словно от мощного электрического разряда.
читать дальше
- Билли, почему ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь… - мои руки дрожат. Я знаю, что виноват, знаю, но, как всегда, мне кажется, что наказание слишком велико, невыносимо… хотя я заслуживаю гораздо большей кары. Тоже встаю, подхожу сзади к тебе, хочу обнять, но ты отшатываешься, словно от мощного электрического разряда.
читать дальше